Анатолий Вассерман: почему Россия?

Или меняют те, кого оттесняют. Любая система (в том числе общественная) рано или поздно исчерпывает свои возможности развития. Следовательно, её может заменить структура поэффективнее. Рано или поздно разница в эффективности старой и новой систем становится столь велика, что замена неизбежна, ибо жизненно важна: отстающего съедят опередившие.

Но всякая система постепенно обрастает теми, кто извлекает из неё собственную выгоду. Порою их оказывается так много, что практически всю пользу поглощают непосредственно прилегающие к ней слои (по выражению моего коллеги публициста и философа Виктора Григорьевича Мараховского, плотно слежавшаяся тусовка), а до большей части мира не доходит ничего. Но даже если пользы хватает на всех, распределяется она далеко не равномерно. Поэтому всегда есть особо заинтересованные в существовании даже устаревшей системы. Хотя бы потому, что им вовсе не гарантировано равноценное место поблизости от системы грядущей: ведь у неё скорее всего найдутся свои созидатели, да и сама непредсказуемость процесса её формирования и развития даёт возможности прорыва невесть кого к свежей кормушке.

Отсюда, в частности, истории (не всегда фантастические) про скупку патентов ради того, чтобы не дать их осуществить. Отсюда же, с одной стороны, агитация за определённые общественные изменения в свою пользу, а с другой — активное противодействие иным изменениям, когда они случаются.

Вряд ли одной статьи хватит для перечисления всех трюков противодействия развитию. Но в числе важнейших применительно к общественным системам — принудительное торможение тех их частей, что стремятся достичь передового в системе уровня развития.

Например, Иван III Васильевич Рюриков (1440.02.01–1505.11.06) смог без особых проблем нанимать в Европе специалистов высокого уровня: ведь Русь, в 1480-м под его руководством (за что его прозвали Великим) вышедшую из вассального статуса в Восточной империи, ещё никто не принимал всерьёз. Так, построенную при его прадеде Дмитрии Ивановиче (1350.10.20–1389.05.27, за победу над узурпатором престола Восточной империи Мамаем 1380.09.16 прозван Донским) крепость из подмосковного известняка строители лучшей к тому времени крепости Верона заменили кирпичной — столь совершенной, что с тех пор Кремль дорабатывали чисто косметически. Но уже внук Ивана III Иван IV Васильевич (1530.09.03–1584.03.28) столь успешно пересобирал Восточную империю уже вокруг Москвы (его прозвали Грозным не только за это), что западные соседи заблокировали не только наём специалистов (и даже казнили одного из агентов по найму), но и значительную часть торговли. Ливонскую войну (1558.01.27–1583.06.05) пришлось начать именно ради прорыва блокады, но заинтересованные в ней страны тогда значительно превосходили Русь и победили. Наша слабость в значительной мере поспособствовала Смутному времени: тогда в числе попыток нового выхода на Запад было даже приглашение на русский престол наследника престола польского — но тот показал, что заинтересован не в нашем развитии, а в использовании наших ресурсов для Польши. Только в начале XVIII века, воспользовавшись взаимозамыканием ведущих стран Европы в войне за испанское наследство (1701.07.09–1714.03.07), мы смогли в Северной войне (1700.02.22–1721.09.10) разбить Швецию, выкупить за 2 миллиона иоахимсталеров (по 27.2 грамма чистого серебра) её владения на южном берегу Балтийского моря и снять хотя бы важнейшие тогда препятствия к связям с Западом.

Но зачастую рамки старой системы столь жёстки, что вовсе запрещают отстающим развиваться до уровня передовых. Те, кому не дают двигаться с опережающей скоростью, оказываются вынуждены искать себе новую систему. А то и создавать её собственноручно.

В частности, всё та же Россия на рубеже XIX–XX веков очень активно пыталась развивать свою экономику (в основном, увы, на иностранные средства — инвестированные и заёмные), но довольно быстро обнаружилось, что в рамках сложившейся международной структуры наше место во втором–третьем эшелоне. Тогда у нас подряд пошли революции.

Для начала значительная часть высших слоёв тогдашнего общества, включая великих князей — ближайшую родню императора — и военное командование (в том числе начальник штаба верховного главнокомандующего — в тот момент самого императора — и командующие всеми фронтами), поддержали начавшиеся в столице 1917.03.08 массовые беспорядки (на почве умело организованных перебоев торговли хлебом) и добились 1917.03.15 отречения императора от власти. Сразу же попытались воспроизвести самую передовую из известных тогда буржуазных политических систем. Увы, как говорится, не взлетело. За 8 месяцев февралисты (по действовавшему тогда в России юлианскому календарю бунт начался 1917.02.23) довели страну до полного краха во всех отношениях — от официальной ликвидации системы борьбы с преступностью до провала на фронте. Результат известен: 1917.11.07 Временное правительство легко свергли, поскольку его уже практически никто не поддерживал.

Новая революция оказалась небывалой дотоле социалистической. Причём новую систему поддержали прежде всего  все те, кто видел, что в старой им — лично и/или со всей страной — хорошего места нет. В частности, кадровых военных пришло на сторону большевиков гораздо больше, чем на сторону всех их внутренних противников вместе взятых. А вот, например, особо высокооплачиваемые по военному времени (да и в мирное не бедствовавшие) рабочие ижевских оружейных заводов стали антибольшевистскими ополченцами — очевидно, как раз потому, что им и без революций жилось неплохо.

Карл Хайнрихович Маркс (1818.05.05–1883.03.14) и Фридрих Фридрихович Энгельс (1820.11.28–1895.08.05) полагали, что вследствие формирования глобального рынка социалистическая революция произойдёт во всех экономически взаимодействующих странах практически одновременно. Владимир Ильич Ульянов (1870.04.22–1924.01.21) в исследовании «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916) показал неравномерность развития частей рынка, из чего вывел возможность революции в одной стране. Но все они дружно полагали: революция — следствие наивысшего в мире уровня прогресса. Тем не менее вопреки всем их прогнозам перемены начались с далеко не самого передового государства. Именно потому, что его тормозили другие.

Сейчас происходит нечто подобное. Нам опять доказали, что не дадут вписаться на первых ролях в старую систему, и  мы вынуждены создавать новую. Причём поддерживают нас многие другие страны, чью скорость развития также сдерживают те, кто развился ранее.

Кстати замечу: одним из способов искусственного торможения перемен во всём мире стали абсолютно надуманные прогнозы Римского клуба, начатые в 1970-х, о предстоящей нехватке многих жизненно важных ресурсов. Среди авторов докладов немало известных (не всегда безосновательно разрекламированных) учёных. Но в самих докладах научных обоснований по сути нет — в лучшем случае убедительно звучащая демагогия. Тем не менее на основе клубных пугательств почти весь мир принудили ограничить инвестиции в добычу сырья. Прежде всего — энергетического. Это и вызвало энергодефицит — главную тему страшилок Римского клуба несколько десятилетий подряд. Хрестоматийный образец самосбывающегося пророчества, когда действия, вроде бы призванные предотвратить нежелательное, приближают его.

Нынешнее могущество Российской Федерации, сделавшее нас едва ли не главной движущей силой при разрушении «Pax Americana», в значительной мере опирается на предсказанный нашим президентом ещё в конце 2005-го наш статус великой энергетической (и шире — сырьевой) державы. Но если бы на прогнозы Римского клуба не обратили внимания, добыча сырья развивалась бы и во многих других регионах. Соответственно наше влияние было бы куда меньше. Не знаю, удалось бы в этом случае найти в разумный срок опору для замены старой системы. Похоже, именно фантазии Римского клуба сформировали столь яркую геополитическую и геоэкономическую иронию. Впрочем, история регулярно доказывает: те, кто хочет затормозить развитие, в конечном счёте способствуют его ускорению.