Вассерман: землю попашет, попишет стихи

 Карл Хайнрихович Маркс (1818.05.05–1883.03.14), как и подобает юристу из хорошей семьи (отец — тоже юрист, а сестра матери Хенриэтты Исаак-Хеймановны Пресбург — Софи — замужем за Леоном Беньяминовичем Филипсом, основавшим доселе успешный концерн), смолоду был весьма либерален. Так, первое большое самостоятельное исследование —
«экономические рукописи 1844 го года» он основал на безупречно либеральном тезисе «свободное развитие каждого — условие свободного развития всех». Только неожиданный для него вывод — обеспечить свободное развитие каждого наилучшим образом способен изо всех уже придуманных и продуманных способов устройства общества доселе никак не ассоциируемый со свободой коммунизм — вынудил его задуматься: возможен ли коммунизм вообще, как может быть устроен и можно ли совместить его со свободой.

Его друг и соавтор на протяжении большей части жизни Фридрих Фридрихович Энгельс (1820.11.28–1895.08.05) — сын фабриканта, несколько десятилетий совладелец и успешный руководитель прядильной фабрики «Эрмен и Энгельс» — также весьма свободолюбив. В частности, в 1848 м волонтёрствовал в революционных боевых отрядах нескольких германских государств.

Вообще тогдашний либерализм — зародившийся ещё в XVII веке поиск форм и направлений проявления свободы личности, совместимых с устойчивостью (и значит, с возможностью развития: двигаться вперёд можно лишь опираясь на нечто, чьи свойства понятны и достаточно стабильны) общества. Только в противовес учению, на этой основе разработанному Марксом и Энгельсом и показавшему выгодность общественной собственности на средства производства, частные собственники этих средств оказались заинтересованы в назывании либерализмом пагубной во многих отношениях веры в благотворность неограниченной свободы личности безо всякой оглядки на общество.

Одна из важнейших проблем, стоявших перед основоположниками — отчуждение — тоже связана с представлениями о свободе. Работник, воспринимающий дело как нечто личное, старается свободно — не за страх, а за совесть. Если же он считает своё занятие и/или его результат чужим для себя, его приходится принуждать к работе. Неважно, чем именно —
телесными наказаниями раба, ограблением крестьянина, угрозой голодной смерти пролетария… Главное — он не свободен, а потому прилагает лишь необходимый минимум усилий. Это и психологически тяжело (и для него самого, и для принудителя), и производительность труда понижает. Выходит, отчуждение неприемлемо ни экономически, ни политически. Вполне либерально.

«Когда у тебя в руке молоток, всё кажется тебе гвоздями». В рамках нового учения общественная собственность на средства производства представлялась универсальным инструментом решения едва ли не всех уже известных задач. В том числе и задачи преодоления отчуждения. Когда работники знают, что из результатов их труда ничего не изымут в интересах владельцев того, с чем и на чём они работают, им легче воспринимать эти результаты как принадлежащие им лично — значит, работать в своих интересах.

Увы, первопроходцам всегда хватает сил и времени на рассмотрение разве что очевиднейших черт исследуемой сферы. Подробности остаются на долю последователей. Но вследствие жёсткого противостояния системы, изученной Марксом и Энгельсом, и системы, построенной с учётом их рекомендаций, ни одна из них не уделила развитию теории должного внимания: капиталисты не оплачивали соответствующие направления, вожди социализма опасались, что дальнейшее углублённое исследование выявит в учении не просто недоработки, а серьёзные противоречия, требующие решительного пересмотра основ.

В частности, отчуждение возникает не только у принуждаемых к работе. Сам Энгельс напрямую принимал на фабрике управленческие решения, но немалая часть Эрменов, откупивших его долю собственности, когда он решил уйти на покой, не вмешивалась в деятельность предприятия напрямую. В акционерных предприятиях и подавно львиная доля собственников отчуждена от хозяйственной деятельности, даже на собраниях акционеров голосуя по большей части за предложения наёмных управленцев. Но и те воспринимают вверенное им дело как нечто чужое, в связи с чем мы то и дело узнаём о стремлении управленца отчитаться красиво любой ценой и с хорошим послужным списком уйти на другое предприятие прежде, чем выявятся долгосрочные отрицательные последствия сиюминутного успеха. Уж и не говорю о наёмниках, высасывающих из дела все соки множеством способов — от контрактов со своими людьми на невыгодных управляемой фирме условиях до прямого воровства.

С другой стороны, сами Маркс и Энгельс отметили, что разделение труда и узкая специализация рабочих мест порождают отчуждение вряд ли меньшее, чем частное присвоение результатов коллективной деятельности. Мануфактурный (а тем более современный конвейерный) рабочий —
хоть на капиталистическом частном предприятии, хоть на социалистическом государственном — так далёк от конечного итога деятельности всей организации (иной раз — совместной работы многих организаций), что ему психологически сложно воспринять хоть часть совместно созданного как плод своих личных усилий. Мелкий ремесленник, как и мелкий торговец, очевидно, отчуждён от результатов своих действий куда меньше. Причём тут вряд ли важно, чем его деятельность мотивируется — желанием создать или необходимостью получить выгоду.

Преодолеть такой источник отчуждения предполагалось отказом от узкой профессиональной специализации, предоставлением каждому возможностей менять рабочие места и род деятельности. Владимир Владимирович Маяковский (1893.07.19–1930.04.14) в поэме «Хорошо!» (1927, к десятилетию советской власти) написал о крестьянах скорого, как он полагал, будущего:

Сидят папаши,

каждый хитр:

землю попашет,

попишет стихи.

Увы, такое многообразие действий возможно разве что по ходу жизни, но не одновременно (я сам осваивал публицистику и политику лишь по мере сокращения возможности работы программистом в начале лихих девяностых). Слишком уж долго надо совершенствоваться для приемлемого исполнения любой работы. По моим наблюдениям и опыту технология землепашества вряд ли существенно проще технологии стихосложения. Правда, Хенри Уильямович Форд (1863.07.30–1947.04.07) на заре отработки конвейерной технологии экспериментировал с частой перестановкой работников с места на место. Но, скажем, на Волжском автомобильном заводе такая практика быстро признана хотя и улучшающей моральное состояние сотрудников, но далеко не способствующей производительности предприятия в целом.

Слабо противодействуют отчуждению и бесчисленные психологические трюки вроде нынешнего teambuilding — командостроения, на чьём фоне популярные в советское время политинформации, собрания трудовых коллективов, посиделки за собственноручно сделанной едой да рюмкой чаю выглядят детскими развлечениями. Плоды совместного труда всё равно далеко не всегда воспринимаются столь же близкими, как сами коллеги. Если работать и хочется, то разве что ради ощущения совместных усилий, но не на конечный результат.

Правда, по мере углубления разделения труда производительность его растёт всё медленнее, так что есть данному методу естественный предел. Но находится он, как правило, далеко за пределами человеческого восприятия технологических цепочек как цельных и понятных структур. Поэтому в обозримом будущем отчуждение останется проблемой большей части трудящихся.

Значительная часть производств начинается как личные или семейные. На этом уровне отчуждение вовсе невозможно. Но по мере роста размаха деятельности приходится привлекать к работе не только родных, но и сторонних сотрудников. Рано или поздно создатели дела обнаруживают, что всё новый персонал всё равнодушнее к своим обязанностям. Приходится добавлять к личному энтузиазму формальный контроль качества и производительности. А потом привлекать (или выделять из числа уже имеющихся участников производства) ещё и управленцев. Чтобы без потрясений пережить неизбежную перемену системы управления, её необходимо готовить заблаговременно. Вы предупреждены — значит, вооружены.