Руслан Семенюк: наша мебель будет конкурировать с IKEA  

Персоной первого номера стал человек, который совершил одну из самых громких сделок минувшего года, и вся страна вдруг узнала о том, что в небольшой северной республике Коми есть такая компания, которой по плечу и по зубам побороться и приобрести в итоге активы IKEA. В планах на развитие бизнеса компании «Лузалес» развитие мебельного направления значилось, но в перспективе десяти лет. И тут вдруг крупнейший мировой производитель мебели объявляет о продаже российских фабрик. Звезды сошлись, но не только они. Известно, что среди претендентов были инвесторы с куда большими финансовыми возможностями, но актив достался именно «Лузалес». В ближайшее время компания намерена конкурировать с самими шведами на мировом мебельном рынке.

На российский рынок она уже вышла со своим продуктом. Сделала это не только в сжатые сроки, но и нестандартно: мебель от «Лузалес» брендирована на языке коми. И снова у республики Коми есть все шансы прозвучать на всю страну, а потом и на весь мир — в этом весь смысл. Руслан Семенюк, председатель совета директоров ООО «Лузалес», буквально заряжен идеей о том, чтобы повсюду продвигать суровый северный край, который дал ему и его семье дело жизни и основной ресурс для него — лес. Двадцать пять лет назад в этих местах, на берегах реки Луза небольшую тогда лесозаготовительную компанию основал его отец — Николай Терентьевич. С тех пор бизнес существенно разросся. Компания «Лузалес» стала одним из крупнейших инвесторов и работодателей в республике, многое вложила и продолжает регулярно развивать социальную инфраструктуру. С покупкой мебельных фабрик лесозаготовители из Коми шагнули за границы республики, чтобы освоить новое для себя направление.

Впервые в большом и откровенном интервью человек, который вышел победителем из непростой борьбы за российскую собственность шведского бренда, расскажет о том, что было самым сложным на пути к этому приобретению, и поделится мыслями, почему шведы выбрали именно его компанию, хотя были желающие куда богаче. А еще герой первого номера Руслан Семенюк ради процветания и развития республики не постесняется позвать в Коми самого Владимира Путина, чтобы показать президенту одно из семи чудес России Маньпупунёр — древнее место, которое обладает уникальной энергетикой. Накануне судьбоносных перемен, которые Руслан Семенюк предрекает России в 2024-ом, и президенту, и всем нам нужна эта особая сила, чтобы не свернуть с выбранного пути. Для «Лузалес» предстоящий год будет не менее судьбоносным. Компания намерена реализовать все намеченные ранее планы, но плюс к этому собирается вывести свою мебель на международный рынок и запустить производство школьных парт для всей страны. Но и это еще не все…

— У компании большой инвестиционный портфель. На что делаете ставку в развитии новых проектов?

— На протяжении последних лет мы были сосредоточены на внутреннем развитии, на создании чего-то нового. Мы четко видели свой путь, понимали, куда идем, повышали КПД нашего труда. И вдруг случилось так, что фокус нашего внимания должен сместиться. Иностранные компании стали уходить, и мы стали присматриваться к активам, которые могут быть полезны нашей компании, чтобы она могла развиваться и дальше. Когда появилась возможность купить две фабрики IKEA, нам показалось, что это интересно и перспективно для нас.

— Сделка длилась более полугода. Какой из ее этапов лично для вас был самым сложным?

— Когда мы шли на эту сделку, исходили из того, что этот актив позволит компании, стране развиваться, делать нашу жизнь лучше. Были претенденты, которые преследовали совсем иные цели — купить и потом перепродать. Было тяжело воспринимать, что такие компании и инвесторы тоже есть. И при этом их ресурсы значительно превышают наши. Я задавался вопросом, мне было непонятно, зачем эта сделка тем, кому неважно, что будет дальше с этими фабриками, а нам важно. За этим активом стоят люди и налаженный бизнес, который при правильном подходе и понимании будет и дальше приносить пользу стране. В процессе обсуждения я избавился от многих иллюзий, да и не только я. Многие из нас в эти два года вынуждены были снять розовые очки. Спасибо этим обстоятельствам — теперь мы живем в реальном мире.

— Насколько существенно сделка со шведами повлияла на планы развития компании?

— Конечно, мы и раньше хотели построить мебельную фабрику, но где-нибудь лет через десять. Это было логично: мы производим пиломатериалы и из них можем делать мебель, не только мы, но и весь мир делает ее из российского леса. И мы можем, просто у нас не было финансовой и технологической возможности. Но в итоге мы шагнули в будущее сразу на десять лет вперед. Это очень хорошо, но представьте: вам десять лет, а ваши вещи на двадцатилетний возраст, и с этим надо как-то жить. Вот и живем, и теперь по-другому смотрим на развитие. Ни один заявленный инвестиционный проект мы не бросим, просто на каждый из них смотрим под иным углом, с учетом новой конфигурации нашего бизнеса. До покупки фабрик IKEA мы запускали параллельно несколько проектов. Сейчас ориентируемся на дальнюю перспективу и перед запуском нового направления стараемся учесть максимум: как проект будет развиваться внутри компании, какую пользу ей принесет. Подобный подход применяют в основном крупные компании с бо́льшим, чем у нас, ресурсом — человеческим, финансовым. Но сделка со шведами для нас оказалась во многих смыслах сделкой «на вырост». Вместе с фабриками мы приобрели систему управления людьми и организацией производства. До этого управление проектами и компанией осуществлялось в основном в ручном режиме.

— В бизнесе IKEA важную роль всегда играла философия: у него свои ценности, культура производства. Вы их разделяете? Насколько они схожи с вашими?

— Наши подходы к бизнесу и ценности во многом совпадают. В первую очередь, мы также ценим людей, поэтому никого не уволили. Некоторые топ-менеджеры ушли по собственному желанию, думаю, потому что таковы были договоренности с предыдущими владельцами. Этот бизнес, как и наш, имеет длинную историю. Десятилетиями лучшие умы разрабатывали модель производства IKEA, формировали эти подходы. Было бы странно и нелогично все это разрушить, такой багаж надо ценить не меньше станков и других активов.

— Накануне нашей с вами встречи Таймураз Боллоев, бывший президент пивоваренной компании «Балтика», высказал мнение, что активы «Балтики» надо национализировать. Что вы об этом думаете?

— Если рассматривать вопрос с позиции государства, ответ однозначный: надо национализировать. Но другой вопрос: кто будет этим управлять? Важно, чтобы завод не похоронили. Конечно, если смотреть на ситуацию глазами инвесторов, национализация — это плохо. Бизнес будет бояться заводить капиталы туда, где такое возможно, и помнить об этом будут лет 20–30. Но справедливости ради скажем: российские активы за рубежом забирают, не спрашивая. Так что однозначного ответа в этом вопросе нет ни у кого.

— Как вы думаете, почему бывшие владельцы IKEA сделали выбор в вашу пользу?

— Думаю, они руководствовались логикой. «Лузалес» давно и успешно работает в лесной отрасли, хочет купить фабрику мебели, которую делают из пиломатериала. Все логично — это с одной стороны. Другая сторона тоже есть: мы понимаем в производстве, но не в продажах на розничном рынке подобного продукта. Но что для них было важнее — наше желание сохранить производство и коллектив. Шведы не побоялись того, что через некоторое время мы будем впрямую конкурировать с ними на мировых рынках. У нас для этого есть все технологические возможности, кроме выстроенной сети продаж. У шведов с ней все в порядке, поэтому нам еще предстоит научиться с ними конкурировать, и это реально, ничто и никто не запрещает нам поставлять нашу мебель куда угодно. Для нас это будет новый путь.

— Вы уже приняли окончательное решение, что пойдете по нему?

— Сначала надо на 100% загрузить мощности мебельных фабрик и наладить продажи в России, насытить российский рынок. Уже сегодня ежемесячный рост продаж нашей мебели составляет порядка 10–15%. Уже сегодня с нами сложно конкурировать и российским, и белорусским производителям. Качество у нас лучше, потому что технология другая, а цену мы даем ниже, чем кто-либо еще.

— Это целенаправленный демпинг для захвата рынка?  

— Просто мы лесники и умеем работать с лесом. Сырьевая составляющая у нас всегда будет лучше, чем даже у той же IKEA. Будем добиваться максимальной эффективности. Дали себе время до апреля, к этому моменту наши мебельные бренды должны стать узнаваемыми в России. Есть тенденция к тому, что и на международные рынки скорое выйдем.

— Когда сделка с IKEA состоялась, речь шла о производстве мебели для школ и детских садов по всей стране. Рассчитываете на госзаказы?

— Я ставлю себя на место чиновника, пытаюсь понять, как он рассуждает. Он знает, что на территории РФ есть компания, которая давно работает с пиломатериалами, теперь она делает хорошую мебель. Чиновник, действующий в интересах государства, должен покупать все лучшее и качественное, но он пока не спешит. Между тем у меня уже есть видение, что мы можем предложить, — школьные парты, которые будут служить десятилетия, как в моем детстве было. Сейчас ребенок пару раз бросил на парту рюкзак, она и подломилась. Мы же не просто сделаем деревянную парту, но и шпонируем ее, такая парта будет служить 15–20 лет. Уверен, что все срастется, потому что мы предложим качественно и недорого. Наш диалог с мэрией Москвы уже приобретает вполне конкретный характер — обсуждаем модели. Говорили с правительством Коми, Ленобласти и с другими регионами, но Москва, как всегда, впереди всех.

— А где розничный потребитель уже сейчас может купить вашу мебель?

— Мы поставляем в крупнейшие специализированные сети «Аскона» и Hoff.

Вы легко ее найдете по необычным названиям. Например, модельный ряд столов называется «шондi», что в переводе с языка коми означает «солнце». Стол, за которым собирается все семья, родня и друзья, — символ объединения, как и солнце. Линейка стеллажей называется «сынод» (в переводе с коми-пермяцкого — «воздух»), потому что они визуально легкие и в сборке простые. Мы хотели, чтобы каждое название что-то рассказывало о нашей республике, где мы живем, работаем, откуда тот самый лес, из которого сделана эта мебель.

Все это придумано с тем прицелом, чтобы вновь и вновь звучала республика Коми, которая дала жизнь мне, бизнесу, который начинал когда-то мой отец. Так мы популяризируем традиции и культуру наших мест, чтобы как можно больше людей узнали о них. Наша республика — благодатный край, где живут прекрасные люди, даже несмотря на то, что жить в условиях Севера непросто. Когда-то сюда насильно свозили ссыльных, добровольно в Коми никто не ехал. Мне больно сегодня слышать, что население республики постоянно сокращается, не дает покоя вопрос, что с этим делать. Да, конечно, есть люди, которым по должности положено знать и делать все, чтобы это изменить. Но вся наша команда искренне хочет, чтобы в Коми была жизнь, появлялись новые производства. Для этого надо перестать цепляться за прошлое, смотреть в будущее, менять подходы — не ремонтировать старый жилой фонд, а строить современное, компактное и комфортное жилье.  

Коми — перспективный регион, и сюда надо обязательно инвестировать и здесь работать. Если искренне и с любовью отнесешься к республике Коми, то все будет хорошо. Есть убедительное доказательство: Владимир Владимирович Путин, будучи студентом, приезжал на практику в Коми, и видите, как все у него хорошо сложилось. У Коми — сильная карма: все, кто искренне полюбят эту землю, будут успешны.

— А что вы рекомендуете посмотреть тем, кто впервые приедет в Коми?

— В первую очередь Маньпупунёр, или Столбы выветривания, мощнейшее место силы. Попасть туда можно только на вертолете, для обычных туристов это дорого. К сожалению, долгое время сохранялась такая политика, что надо потихоньку выкачивать из республики ресурсы, пора ее менять. На тот же Сахалин лететь куда дальше, там тоже дорого и надо нанимать вертолет, но туристы едут.

— Дальний Восток «раскрутил» лично президент благодаря целенаправленной госполитике по развитию инвестиционной привлекательности и того же туризма. Может быть, пора зазвать президента в Коми?

— Конечно, мы с радостью приглашаем Владимира Владимировича в республику. Первое, что покажем ему, — Маньпупунёр. Там такая энергетика, очень заряжает. Всем нам нужны силы для того, чтобы не свернуть с выбранного пути.

— Все двадцать пять лет, что существует компания, которую вы сегодня возглавляете, она находится в постоянном развитии. Еще до покупки фабрик IKEA у вас было много идей, куда инвестировать, например, вы анонсировали намерение реализовать экопроект совместно с правительством республики. Планы в силе?

— Мы хотим производить домокомплекты. У нас есть типовые проекты на три и пять тысяч квадратных метров, это будут четырехэтажные многоквартирные дома. Чтобы запуститься, нам нужны объемы, скажем, по одной из госпрограмм. Процесс непростой, но мы не отказываемся от этой идеи.  

— А есть ли смысл сегодня наращивать объемы лесозаготовки, видите ли вы потенциал для роста и свободные ниши и рынки?

— За счет фабрик IKEA мы увеличили объемы и, по сути, достигли потолка.

Мы можем заготавливать больше, но тогда наша эффективность будет кратно ниже.

— Один из основных ваших зарубежных партнеров — Китай, большой рынок. Готовы ли китайцы покупать у вас больше?

— Рынок КНР трансформируется последние два года: на него ринулись многие российские компании, пытались заместить сократившиеся объемы экспорта в ЕС. Мы продаем в Китай более десяти лет и знаем, что туда так быстро и легко не войдешь, не зная специфики. Китай — это не столько про бизнес, сколько про отношения. Когда нам было плохо, когда нас подвели некоторые наши партнеры, именно китайцы первыми пришли на помощь. Спустя полгода, когда мы вспоминали эту историю, я спросил, почему они помогли нам. И ответ меня по-настоящему тронул: если ведут с тобой бизнес, не делят на свое и чужое, а считают, что делают одно с тобой, общее дело. Благодаря этим отношениям нам и удалось сохранить всех китайских клиентов, несмотря на попытки конкурентов перекроить рынок.

— Последние пару лет лихорадило и внутрироссийский рынок лесоматериалов. Удалось ли отрасли выйти из этого пике?

— Было очень тяжело. Недаром президент страны в марте провел отдельное совещание по лесозаготовке, где заявил, что лесозаготовителям Северо-Запада надо помочь. Мы начали катиться вниз с сентября 2022 года, в марте продолжали, но были приняты меры, которые помогли стабилизировать ситуацию — нам вовремя постелили соломки.

В отношениях бизнеса и власти взаимопонимание и доверие особенно важны. Да, инвестор ищет, где ему предложат выгодные экономические условия, но первое, что он будет оценивать, — взаимодействие с властями. Если доверие к власти есть, будут и инвестиции, в особенности это важно в таких непростых регионах, как наш.

— Что вы имеете в виду, называя Коми «непростым» регионом?

— В нем нет комфортных условий, а люди хотят жить здесь и сейчас. Когда мы строим заводы и фабрики, всегда задумываемся, что мы можем сделать для людей. У многих инвесторов другая позиция: я же не власть, чтобы инфраструктуру развивать. Мне такой подход совершенно не нравится. Я постоянно выступаю с инициативами: давайте что-то полезное для людей сделаем, мы заработали деньги, можем себе это позволить. Многие отказываются, меня это поражает. У нашей компании другой подход: мы строим фабрику, а к ней — дорогу, освещение, дом многоквартирный, детский сад, теперь мы парк хотим создать. Это же замечательно, когда человек по дороге на работу отводит детей в сад, спокойно отработав день, забирает их и идет домой через парк. Это же классно, когда мы можем обустроить жизнь своих сотрудников. Если мы проложим велодорожки, сотрудники смогут приезжать на работу на велосипедах, построим парк — будет место для семейного отдыха. Как не жить в таких условиях, и нам по силам создавать этот комфорт в небольших городах, чтобы люди хотели в них остаться. Бизнес всегда должен помнить не только о деньгах, но и о людях, благодаря которым он их зарабатывает. Такая идеология мне понятна, ею и руководствуюсь. Зачем говорить о социальной ответственности, если можно просто делать жизнь лучше. Правильно, когда компания заработала миллиард, а на людей и развитие территории потратила полтора. Но есть и другие: заработали 20 млрд, а вложила в инфраструктуру тот же миллиард. Казалось бы, обе компании проявили социальную ответственность, но вы же понимаете разницу.

— Возможно, вам удалось бы сделать для республики и ее жителей еще больше, имей вы депутатский мандат. Почему вы сторонитесь политики?

— Как бизнесмен я выбираю для себя позицию помогать власти развивать социальную инфраструктуру, трудоустраивать людей. Взаимодействие власти и бизнеса всегда на пользу стране. Россия не раз смогла показать миру, что она может, что она сильная, и действительно вместе мы — сила.  

— Но будь у вас возможность, вы бы хотели оптимизировать подходы к развитию отрасли и лесного хозяйства?

— Начинать надо с себя, то есть с тех компаний, которые на этом ресурсе зарабатывают, с их отношения. Возьмем Красноярский край, я был поражен, как ведут дела местные лесозаготовительные компании. У них напрочь отсутствует культура производства: лес вырубили, вывезли, на этом их интересы заканчиваются. Надо оценивать каждое дерево с точки зрения целесообразности, рубить все подряд нельзя. Лес — это не просто циферки. Поэтому мы вкладываемся в лесовосстановление и выращиваем саженцы. Мы хотим восстанавливать лесофонд с таким подходом, чтобы это был не просто лес, а настоящее парковое хозяйство. Да, результат мы увидим через 40–50 лет. Важно, что мы начали этот путь, благодаря этому последующие поколения будут по-другому относиться к лесу. Пока еще много мест, где лес гниет, его не могут вывезти из-за отсутствия подъездных путей. Наша компания делает все, чтобы в будущем было по-другому.

— 2023 год позади. Каким он был для вас и вашего бизнеса?

— Жизнь для меня разделилась на «до» и «после».

— Потому что IKEA?

— Потому что всё — друзья, семья… Я сам пока не могу в полной мере оценить, каким был для меня прошедший год, нужно время, чтобы осознать всю глубину произошедшего.

— Изменения к лучшему?

— Нам к худшему не надо, надо чтобы было еще лучше. Оглядываясь назад, рад, что прошел через эти испытания. Мои базовые ценности изменились. Я требую от ближайшего окружения того же, что делаю сам: созидать, отдаваться целиком делу и, несмотря ни на что, поддерживать близких.

— Какой будет компания «Лузалес» в 2030 году?

— Для начала мне бы очень хотелось, чтобы мы все, граждане России, поняли, в какой стране мы окажемся в 2024-ом. Я думаю, что планы на 2030-ый год могут сильно поменяться, потому что самое интересное нас всех ждет в наступившем году.

— С чем связаны ваши ожидания?

— Думаю, что после президентских выборов будет задан новый вектор, и это будет важно и ценно для будущего нашей страны. Два последних года показали, на кого можно положиться, кто реально отдает себя стране. Мне кажется, нас ждут приятные потрясения.

— Вы управляете компанией, которую создал ваш отец, и чтите те принципы, которыми он руководствовался в жизни и бизнесе. Какие заветы вы оставите своим детям?

— Первое — уважение к людям. Второе — важно быть созидателем, а не потребителем. И самое главное — любить свое дело, искать и найти его. Важно помнить об ответственности перед людьми и их семьями.