Россия вступает в 2017 год с большими надеждами в сфере внешней политики. Успехи в Сирии позволяют Кремлю предполагать, что его ставленник удержится у власти в Дамаске. Всё глубже погружающаяся в коррупцию Ук­раина окончательно перестала быть ориентиром даже для самых либера­ль­но настроенных россиян. Пророссийские кандидаты победили на выборах в Грузии, Молдове и Болгарии. Европейский Союз вступил в новую кризисную фазу на фоне референдумов в Великобритании и Италии, а «на подходе» – многообещающие выборы во Франции и Германии. В.Путин побывал в Японии, возродив ожидания заключения мирного договора и норма­лизации отношений со страной, крайне необходимой для ускоренного раз­вития нашего Дальнего Востока. Наконец, победа Д.Трампа вызвала у отечественной политической элиты настоящую эйфорию.

Наступит ли во внешней политике период «новой разрядки», неожиданно сменяющий доминировавшие ещё вчера ожидания не то «холодной», а не то даже «горячей» войны между Россией и чуть ли не всем остальным миром? Конечно, это представляется крайне желательным – но от того, к сожалению, не становится очевид­ным. При этом обычно специалисты по внешней поли­тике обращают внимание на то, что число глубинных противоречий между Росси­ей и её партнёрами не уменьшилось, а новые лидеры в сопредельных странах, в первую очередь, будут стремиться соблюдать свои национальные интересы, и только по «остаточному принципу» дружить с Россией.

Вполне вероятно, что так оно и есть – однако имеется ещё одна проблема, на которую обращается незаслуженно мало внимания, и эта проблема вовсе не чья-то, а самая что ни на есть наша.

Если кто не заметил, в последние годы воинственная и милитаристская ри­торика была особенно широко распространена в России, а не в Европе или в Соединённых Штатах. Конечно, в политических и экспертных кругах обсуж­дались и санкции против России, и меры поддержки Украины, и сдержива­ние российской «агрессивности», но интересовало это только специалистов. Запад жил проблемами налогов и здравоохранения, пенсионного обеспече­ния и миграции, а вовсе не противостоянием на Донбассе или войной в Си­рии. Напротив, в России темы враждебного окружения, необходимости оче­редного сплочения вокруг власти, идеологической чуждости нам остального мира и нашего «духовного» величия были самыми обсуждаемыми, если не сказать – абсолютно доминирующими.

Причина этого достаточно понятна. Что произошло в России за последние три года? Да, взяли Крым, повоевали на востоке Украины и в Сирии. Но при этом экономика – даже по официальным (возможно, приукрашенным) данным Росстата, сократилась по сравнению с 2013 г. на 3,6% в обесценившихся рублях и на 32,9% в долларах по рыночному курсу (по расчётам МВФ, октябрь 2016 г.). Реальные доходы граждан упали за тот же период на 9,8% (Росстат). В 2016 г. россияне позволили себе купить на 43,8% меньше но­вых автомобилей, чем в 2013-м (по данным Ассоциации европейского биз­неса в России). Мало-помалу в стране пол­ностью от­казались от частной пенсионной системы, недавно заморозив её активы в оче­редной раз – причём сразу на три года. В нашей «высокодуховной» стране бушует эпидемия ВИЧ – заражены более 1,1 млн. человек, а число диагностируемых новых случаев дос­ти­гает 100 тыс. в год (см.: https://lenta.ru/articles/2016/11/02/hiv/). Сплоче­ния союзников и друзей также не наблюдается: торговля со странами ЕАЭС по итогам первых трёх кварталов 2016 г. снизилась к аналогичному периоду 2012 на 42,8%, что лишь немногим лучше снижения общего внешнеторгового оборота на 45,9% (рассчитано по данным ФТС). И вряд ли сто­ит надеяться на скорое улуч­шение: для экономического роста нужны инвестиции, а они у нас снизились за три года уже на 14,2% (по данным Росстата и Минэкономразвития), тогда как сама экономика, повторю, потеря­ла всего 3,6%. И значит, худшее ещё впереди.

Чем объяснялись эти и многие другие проблемы? Как ни странно, но чаще всего именно происками и кознями западных стран. Понятное дело, это они спровоцировали гражданскую войну в Сирии и майдан в Киеве; они же пос­ле справедливого российского вмешательства ввели против нас санкции; в результате их манипуляций упали цены на нефть; это они «вбрасывают» нам декадентские ценности и фальсифицируют священные страницы нашей ис­тории. Само собой, они окружают Россию кольцом возрождаемых военных баз и ведут подрывную деятельность внутри страны через организации, со­вершенно справедливо относимые к иностранным агентам. Для противосто­яния им нам пришлось только в этом году потратить 3,1 трлн. рублей на во­енных и 2,1 трлн. – на полицейских и спецслужбистов, что в 4,9 раза превыси­ло федеральные расходы на образование и здравоохранение.

И вот наступает «разрядка». Что происходит в нашей экономике? Отмена санкций немедленно играет на повышение курса рубля – скорее всего, до 50-52 руб./долл. Первым же следствием становится снижение рублевых дохо­дов федерального бюджета от экспорта энергоносителей (пошлины тут но­ми­ни­рованы в долларах) на 700-750 млрд. рублей в год. Одновременно резервные фонды (также хранящиеся в валютных активах) сокращаются на 1,3-1,4 трлн. рублей. При этом иностранные инвесторы не приходят в нашу экономику: они ориентируются не столько на санкции, сколько на цены на нефть, сба­лансированность бюджета и покупательную способность населения, а здесь ничего не изменится. При этом мы отменяем свои «контрсанкции», на при­лавках появляется дешевая европейская еда, наметившийся рост в сельском хозяйстве останавливается. С ростом курса рубля потребители снова перек­лючаются на импорт. Но самое важное не в этом. В 2017-м и даже в 2018-м го­дах экономика не имеет внутренних источников роста; пресловутое «дно» не пройдено – и чем сможет власть объяснить продолжающиеся неудачи? Раз­гулом коррупции? Но ведь это президент и его ближайшие подчинённые в разное время назначили тех, кого сейчас «пачками» арестовывают и сажают. Происками недобросовестных предпринимателей? Но ведь доля государст­венных предприятий и банков в российской экономике превысила 70%. Чем ещё? Наследием «лихих 90-х»? Так уж выросло целое поколение, для которо­го то время – что для большинства современников перестройки 1913-й год. Я уверен, что в Кремле активно думают об этом – и пока ответ не придуман, прими­рение с Западом несёт больше минусов, чем плюсов.

Или возьмём неэкономические аспекты. Годами «правильные» политологи, попы и активисты клянут «загнивающую» бесстыжую Европу. И вдруг в большинстве европейских стран приходят к власти люди, прямо или кос­вен­но финансировавшиеся и поддерживавшиеся Кремлём. С ними приходится дружить – но ведь от смены власти европейские общества не вернутся ни к средневековой воцерковлённости, ни к нравственности позапрошлого века. Значит ли это, что западный мир перестал представлять угрозу нашей куль­турной самобытности? А если в Европе победили консерваторы, и её можно считать «правильной», то кто находится у власти у нас? Ретрограды? Мрако­бесы? Вопросов и тут оказывается намного больше, чем ответов. Это пока у нас с Европой разлад, в телевизоре умиляются открытию патриархом нового православного храма в Париже. А если «мир-дружба-жвачка»? Тогда наезды на европейские выставки в Москве, которые то ли казаки, то ли черносотен­цы считают аморальными, вряд ли будут возможным приёмом консолидации общества вокруг «правильных» ценностей и лидеров. Да, можно будет какое-то время говорить, что российский консерватизм покорил Европу, но потом всё равно придётся заняться имеющимися в стране реальными проб­лемами, которых меньше не становится…

Как раз в эти дни исполняется 25 лет мирной кончины Советского Союза. Великая держава, которая десятилетиями стойко переносила дефицит и ли­шения, обусловленные необходимостью выживания в условиях «навязанной нам гонки вооружений» и «агрессивных посягательств империалистов», раз­рушилась всего через несколько лет после того, как советские люди поняли, что внешний мир – не враг, и что проблемы страны порождены кем-то иным. Конечно, Россия – не СССР; мы давно не живём в условиях информационной закрытости и имеем гораздо больше свобод и возможностей. Однако не стоит сбрасывать со счёта, что возможность достигать индивидуального ус­пеха, пусть и не вмешиваясь в политику, была основой «первого путинского консенсуса», который кончился ещё на Болотной. В основе второго, действу­ющего и по сей день, лежит, напротив, именно идея примата коллективных ценностей над индивидуальными, мысль об «осаждённой крепости» и жела­ние отстоять страну от внешних посягательств. И В.Путин – достаточно та­лантливый политик, чтобы понимать: первая парадигма прекрасно работает в период экономического подъёма, тогда как вторая не может не использоваться в годы хозяйственно­го спада. Он помнит – и постоянно подчёркивает – «трагедию» советского коллапса, и поэтому постарается не повторять прежних «непродуманных» решений.

Экономически слабая авторитарная система, не способная признавать соб­ственные ошибки, безусловно требует наличия внешнего врага. Поэтому не приходится удивляться тому, что агрессивная риторика (про практические действия я умолчу) режима начала проявляться не только тогда, когда, как часто отмечают, по всему арабскому миру прокатилась волна переворотов – но также и тогда, когда стало ясно: Россия вступает в новый экономический кризис, не оправившись от предыдущего. Противостояние с Западом – более заметное, несмотря ни на что, на словах, чем на деле – важнейший элемент, который сегодня цементирует страну и позволяет власти жить, не слишком задумываясь о будущем, контуров которого она не понимает.

Современная Россия может выжить без экономического роста – но не без ощущения внешней угрозы. И поэтому враги – что бы они сами по себе ни делали и на какие бы уступки Москве они ни шли – в ближайшее время не могут исчезнуть. Пропагандисты и агитаторы пусть не беспокоятся о своих заработках. «Разрядки» не будет.